Дата | 25.11.2022 В рубриках: Общество

Запах гари ещё долго преследовал людей и, как только зашли на большой роскошный холм, решили, здесь будет их село, оставалось придумать название.

— Так, как мы погорельцы, то и село назовём Погорельцы!

— Согласны, теперь будем жить в селе Погорельцы, — наконец-то беглецы от крымско-татарского преследования почувствовали себя в безопасности, холмистая поляна, окружённая сосновым бором, казалась большой, места хватит всем, под холмом ставки, небольшие озерки, с годами образовавшиеся от слива дождевой воды, за лесом чистейшая речушка Ревна.

Ежегодно, примерно в конце августа, на протяжении более двухсот лет, от стояния на Угре, крымские татары делали набеги в земли бывших греческих колоний и, далее на север, в подбрюшье Московского царства. Забирали почти весь урожай, парубков и дивчат уводили в свой древний город Кафу и там продавали в рабство. Из пропитания людям оставляли всего понемножку, чтобы хватило до посева нового урожая, одного коня на четыре двора и, сало.

Как и на старом месте, этим жителям бывшего  села Двуречье такой участи избежать не удавалось, и у них забирали урожай, но не весь. Кое-что они прятали на большую глубину в речную воду и в земляные схроны, погреба, рыли под деревьями, в других малодоступных местах, даже на береговых обрывах рек на радость речным ракам.

Для этого свиней, коров, гусей, уток и курей забивали раньше срока, оставляли немного мяса и, соответственно тому количеству, сало.

На третий раз такую хитрость грабители раскусили, в отместку, чтобы неповадно было, сожгли всю деревню. Как итог, вместо сожжённого села Двуречье, на новом, более дальнем северном, появилось село Погорельцы.

До Полтавской битвы оставалось пять лет.

— Ваня, пас, мне шайбу!

— Бей по воротам!

— Коля, лупи со всей силы по его клюшке, не дай забить!

— Петка, выходи из ворот, сокращай угол!

На небольшом озерке малой глубины размером примерно в шесть соток деревенские мальчишки под впечатлением советско-канадской в сентябре как закончившейся серии гоняли шайбу самодельными берёзовыми и кленовыми клюшками и с намотанными на валенки металлическими проволочными полозьями вместо коньков.

Играли новогодний финал улица на улицу, Гучковка и Марковка, исторически так сложилось, что улицы называли по наибольшему количеству дворов с фамилией Гучок, или Марченко, или Коробко, или Василенко.

Проигравшие с улиц Василенковка, Коробковка, Шендровка, Старый базар и Ентешенковка активно болели, кто с берега, кто с нагнувшейся вербы, кто с бугра, где располагалась маслобойня, каждый против тех, кто их обыграл в полуфинале.

— Петка молодец! Просто Брестская крепость! Как ты только умудрился в конце отбить такую шайбу?

— Разве это шайба? Два сапожных каблука склеенные в одно целое, плохо летела эта шайба. Сёгодни на новогодни свята батько и маты должны прыихаты, обицялы прывэзты мэни шайбы и клюшки на всю нашу команду, настоящие. Может и коньки, с ботинками…

— А где твои батькы працюють?

— Это секрет. Воны в Сирии, в командировке, от Черниговского радиозаводу, специалисты по радиоэлектронике, арабам допомагають воюваты проты жыдив радиолокацией, закинчылы Киевский политех, потому я и живу пока с бабушками, — с помпой важного человека ответ Петки на друзей по команде произвёл должное впечатление.

Гучковская банда с победой возвращалась домой и все радостно обсуждали перипетии своих хоккейных баталий. Впереди шёл самый младший из этой компании вратарь десяти лет отроду Петя Дубрава. В левой руке у него самодельная из стальной проволоки маска, в правой руке кленовая вратарская клюшка.

За ним шли немного старшие по возрасту два защитника Сашко Гучок и Коля Крапива, возле колодца остановились Володя Руденко, Ваня Васильченко и десятиклассник Борис Ворона.

— Бэрэжись! Обэрэжно! Убегайте! Бэрэжись!

Из двора дяди Гриши Помаз выбежала свинья с воткнутым ножом под сердцем, а за ней ещё пока трезвые свинорезы.

Великолепная пятёрка хоккеистов дружно спряталась за оградой колодца. Каждый знал не понаслышке опасность от недорезанной свиньи, особенно кабана, три года как был трагический случай, погибла беременная девушка.

На дороге остался только вратарь Петка, свинья Глаша хрюкая от злости, и, местами оставляя следы крови, семенила в сторону колодца. Впереди пилорама, мельница, гараж и всё колхозное хозяйство.

Отбросив в стороны, шлем и клюшку, Петка поднял левую руку вверх, получилось наподобие нацистского приветствия, свинья Глаша остановилась и стала ластиться к его руке.

— Глаша, хорошая свинушка, не бойся, — Петка гладил левой рукой лоб страдалицы, правой рукой шарил по её левому боку.

Наступила тишина. Свинорезы замерли в ожидании. С утра морозный предновогодний воздух уже витал над деревней запахом палёной соломы и смолёной паяльными лампами свиной шкуры. Люди резали свиней, готовились к новогодним праздникам. Одновременно гнали самогон, чистый, как слеза. И лучшей закуской к нему, так сложилось давно, сало.

— Тихо, родимая, тихо. Не бойся, я помогу тебе, — юный вратарь почти шёпотом приговаривал и гладил свинью возле ушей, наконец, нащупал рукоятку ножа, резко вытащил и, с хирургической точностью воткнул прямо в сердце.

Соседская свинья Глаша повалилась на правый бок, издав при этом прощальный хрип.

«Да, больше я не услышу, как соседка тётя Тамара будет звать эту свинью нежно и ласково Глашенька. А ведь помню, как дядя Гриша по весне привёз из колхозного свинарника пять маленьких поросят, одна свинка досталась его бабушкам, — подняв вверх мокрые от слёз глаза, Петка и подумать не мог, чем этот ножевой укол в свиное сердце для него обернётся, — а почему так тихо? Звон в ушах. Пелена на глазах. Грудь сдавило, дышать тяжело. Вот бегут к нему свинорезы, впереди дядя Гриша, там, дальше, баба Уля, а вот и автобус «Киев – Семёновка» остановился прямо у бабушкиного двора. Баба Марфа вышла встречать автобус».

— Ты живой? С тобой всё хорошо? Петя, не молчи, — очнувшись, Петка ощутил, как дядя Гриша трясёт его за плечи.

«Автобус! Почему автобус так долго стоит возле нашего двора? Кажется, ЛАЗ, Львовский автобусный завод. Так это же дядя Миша за рулём! Двоюродный брат мамы, сын сестры бабы Ули, Одарки. Что-то там разгружают, — забыв про свинью, Глашу, размышлял юный вратарь, — интересно, а что они там разгружают? Баба Марфа уже третий раз ходит с коробками туда-сюда. Надо пойти помочь».

— Дядя Гриша, пусти, больно!

— Ульяна, с внуком всё хорошо! Живой и, слава Богу, — посмотрев на лежащую свинью, теперь надо думать, как обратно во двор затащить, сани нужны и, достав свой излюбленный «Беломорканал», чиркнув спичкой, закурил.

От прилетевшего лёгкого ветерка сизый дымок первой затяжки заиграл на солнце радугой красок и, разноцветным облаком закружил над лежащей свиной тушей, постепенно растворяясь в морозном воздушном пространстве.

Петка тут же подобрал свои хоккейные доспехи и, что есть духу, рванул к автобусу.

— А дэ батько и маты? Дядько Мышко, что в коробках? Интересно, — пассажиры автобуса нехотя наблюдали, как водитель с бабушкой таскают во двор коробки, Петка насчитал восемь.

«Три длинных коробки, наверное, клюшки. А здесь написано «Не кантовать», — приступив к осмотру, Петка немного расстроился, что родители не приехали, — спросить у дяди Миши, что значит «Не кантовать»? А в этой открытой мандарины и апельсины. Написано, что Сирия! Они там растут?»

— Марфа Ивановна, в этой коробке телевизор, видите, написано «Не кантовать», это верх, с ним осторожно, — дядя Миша начал объяснять, что и где, — вот идёт мой брат Вася, несёт антенну, сегодня подключит телевизор. А, Петруха, привет! Батьки приедут на твой день рождения, как я помню, третьего лютого, через месяц.

К вечеру всё село знало про сбежавшую свинью и Петку. На первый взгляд, простое обыденное событие обросло такими домыслами, что трудно во всё сказанное, додуманное и придуманное поверить.

— Это всё наследственное, от бабки Лукерьи, знахарки из Тополёвки, — слышно было шёпот в очереди за хлебом, — точно, бабка научила внука со свиньями управляться.

— Такой малой, а не испугался.

— Герой!

— Причём здесь бабка знахарка! С испугу всё так и получилось, — сказал своё веское слово колхозный кузнец Гаврила Петрович, — а ножичком чикнул он, Гренков малой, знатно. Наследство не пропьёшь. Талант! Точно так попасть свинье в сердце мог только один человек, его дед Филипп, с ним мы почти полгода в разведке воевали, до границы дошли, а потом он пропал. Действительно, в разведке фрицев ножичком резал как свиней.

— Да ладно, Гаврила, про войну не надо. Смотри, Марфа идёт, жена твоего дружка. Ей пришла бумага «пропал безвести» и, пенсию какой уже год не платят.

— Будем молчать.

Ближе к вечеру дядя Вася, наконец, включил телевизор чёрно-белого изображения «Электрон-206-Д» 1972 года выпуска Львовского телевизионного завода.

— Антенна установлена на ближнем к хате вязе, кабель видно, дерево выдержит сварную из труб конструкцию, — объяснял телевизионные особенности колхозный радиомонтажник, — в антенне сварена стрелка, она направлена на городишко Унеча, недалече есть такое, от нас напрямую через Семёновку и Стародуб, примерно сто километров, у них там большая телевизионная мачта-ретранслятор, символ города. Её высота двести тридцать четыре метра. До Черниговской вышки двести кэмэ, далековато. На телевизоре пока настроил три канала, два из Москвы и один киевский.

— Футбол можно смотреть!

— Да, надо выписать газету с телевизионной программой, она есть почти во всех газетах, лучше «Деснянська правда», там и московская программа и киевская. Или ходить в библиотеку и переписывать телепрограмму в свою тетрадь.

Посмотреть на телевизор, настоящий прогресс человеческой мысли, пришли соседи баба Гапа, дед Сашко с бабой Сашей и дед Иван Дюбка с бабой Надей.

— Вэчир добрый ций хати! О! Так у вас тэлэбачення! Красота, какая! Я по делу, — дядя Коля Крапива, сосед через три двора позвал бабу Марфу.

На первом канале показывали концерт «Песня-72», пел Кола Бельды «Увезу тебя я в тундру», авторы Марк Фрадкин и Михаил Пляцковский.

— Ивановна, дело есть, очень надо, — выйдя в сенцы, чтобы не мешать, дядя Коля начал важный для него разговор, — внук ваш нужен завтра, на утро.

— Хорошо, нужен, так придёт.

— Надо по-тихому свинью нашу Хрюшу заколоть. Сама знаешь, жена моя Тёша сердцем болеет, для неё тяжко переносить, как свинья криком плачет. Прошлый год помните, Тёше плохо стало, пришлось в больницу класть. Так что внук Петя нужен. У него это получится. Выручайте.

Баба Марфа задумалась, мальчугану через месяц одиннадцать лет стукнет, а тут свинью заколоть. Да, у мужа Филиппа хорошо получалось колоть свиней, только, где сейчас Филипп. От мяса и сала сенцы ломились, класть было некуда. А что, если?

— Хорошо, придёт. Я ему скажу.

Утро предпоследнего дня года выдалось тихим, с небольшим морозцем. Снежное покрывало стало следствием безоблачной звёздной ночи. Лилово-серый дым из печных труб стремился в зенит. По радио погоду обещали солнечную без осадков, штиль.

Страна отмечала полувековой юбилей Союза Советских социалистических республик.

— Петя, вставай. Тебе надо к дяде Коле Крапиве, пойдёшь к ним и, тут такое дело, — баба Уля подбирала правильные слова, слышно было, как баба Марфа во дворе кормит курей и гусей, — надо заколоть свинью Хрюшу. Сходи, у тебя получится. Инструмент возьмешь у него.

— А сколько годын?

— Шесть часов, седьмой пошёл.

— А градусов?

— Мороз, четыре градуса.

— Хорошо, попробую. Давай одежду.

Умываться Петка не стал, по-военному надел свитер, шерстяные штаны, засунул ноги в валенки, поверх накинул фуфайку, на голову кроличью шапку и, прихватив вязаные рукавички, двинулся к «крапивинской» хате.

Дядя Коля уже ждал. Переживал, ответственность за ребёнка большая.

— Дело такое, заходишь в хлев, выводишь Хрюшу на дощатый настил и, вот этим ножом кольнешь свинью прямо в сердце, — хозяин двора по-взрослому говорил не спеша, почти дрожащим голосом, — только смотри, чтобы она потом завалилась на правый бок, от тебя, а не на тебя, а то придавит.

От хлева повеяло навозом. Если человек не может привыкнуть к запаху навоза, значит, он не сельский житель, так как навоз есть «местное золото», дерьмо коровы, свиньи, кур и других обитателей места их содержания, главное удобрение для выращивания картошки, капусты, огурцов, помидор, свёклы. Всего! Сравнимо примерно как врач, который на приёме больных не переносит разный запах потных человеческих тел, не может смотреть на трупы и его тошнит от вида человеческой, да и любой крови. Что уж говорить о десятилетнем ребёнке.

— Хорошо. Давайте попробуем. А где нож?

Заколоть свинью настоящее искусство, надо, чтобы пять мужиков вытащили кричащее и брыкающееся животное на дощатый, покрытый соломой настил и здесь сначала завалить, а потом попасть ножом прямо в сердце. Без сожаления и жалости на такое зрелище не глянешь. Свинья, предчувствуя беду, начинает орать во всю глотку. Больше всех, испытывая настоящий стресс, переживают хозяйки, на глазах наворачиваются слёзы, ведь с конца прошлой зимы растили. Вся суть затеи с Петкой заключалась в том, чтобы заколоть свинью тихо, «без шума и пыли». Все хотели тихо, чтобы родимая свинья не орала, от тишины, как считали многие и, сало вкуснее.

Ночной ветер стих, где-то в других дворах начинали кукарекать ранние петухи. Жильцы «крапивинского» дома спрятались на веранду, чтобы не мешать.

Открыв дверь хлева, Петка зашёл внутрь, мощный навозный запах его не смутил, в соседнем загоне, почуяв чужака, первым закричал петух, вторя ему, закудахтали куры, за гусями дело не стало, подхватили. Корова Зорька равнодушно посмотрела на паренька и продолжила смачно жевать сено.

Свинья Хрюша, ничего не подозревая, мирно спала, сутки прошло, как последний раз её кормили.

— Хрюша, хорошая Хрюша, — проверил, на месте ли нож под правую руку, левой рукой начал гладить лоб и ушки, — кушать, ням-ням, пошли кушать, Хрюша, хорошая, кушать Хрюша.

Потыкав в свиной пятачок обжаренным хлебом, Петка отошёл к выгону, Хрюша поднялась и, спросонья пошла  за ним.

— Хрюша, кушать, пошли, Хрюша хорошая, — Петка задом тихонько подходил к выходу из хлева, Хрюша, играючи перебирая копытами следом, запах обжаренной хлебной корки не давал ей покоя.

Корова Зорька продолжала смачно жевать сено, куры и гуси притихли, чёрный кот Пегас уже сидел под верандой в ожидании своей законной трапезы.

Дойдя задним ходом до порога, Петка, на всю свою малолетнюю грудь вдохнул свежий морозный воздух, от избытка кислорода голова немного закружилась, волнение нарастало, пульс стучал по всему телу, довольная Хрюша, хрюкая, плелась за ним.

«Утром баба Уля сунула в карман фуфайки краюху свежего слегка обжаренного на постном масле хлеба, сказала, что всё получится, как у деда Филиппа, её младшего на три года брата, за которым она в детстве приглядывала, пока все трудились в поле. Надо говорить свинье ласковые слова, главное чтобы голос понравился и, тогда обязательно получится, — вдруг, в такую непростую и трудную минуту отчаяния Петка вспомнил напутственные слова от бабы Ули, — слова не только ведут за собой, слова ещё и лечат, если верить знахарке бабе Луше. Да, отец говорил что-то из электричества про радиоволны, по частоте должны совпадать, так и мой голос, исходящий от меня должен совпасть, как-то так, с приёмом в мозг свиньи. Гипноз, что ли? Да ладно».

Свинья Хрюша с трудом перелезла через порог. Бедная, как она тянет свои ноздри к пахнущему хлебу! Кушать ведь хочется!

— Умница, Хрюша хорошая. Иди ко мне, кушать Хрюша хочет, хорошая Хрюша, — рождающийся на глазах, юный свинорез, наконец, понял, что попал «в яблочко». Теперь надо запомнить этот свой голос, приемлемую частоту звучания для свиных ушей.

Выйдя из хлева и продолжая гладить и приговаривать ласковые слова, правой ногой сзади нащупал сбитые доски, не спеша левой ногой, стал на покрытый соломой настил. Хрюша, почуяв пары овощного варева из большого чугунка, стоящего за настилом, с радостью поставила все свои четыре копыта на небольшую дощатую возвышенность. Получилось примерное совпадение с нанесённой соломенной разметкой. Это что-то вроде того, как во время уборочной страды водитель ГАЗ-51, на ходу подставляет кузов своей машины под двигающийся комбайн, для загрузки зерном.

«Кажись, получилось. Одно дело сделал. Теперь, главное, пырнуть ножом прямо в сердце и, немножко оттолкнуть свиную тушу от себя, — с веранды «крапивинского» дома пять пар глаз наблюдали, как Петка собирался с духом на финишный рывок, — лишь бы Хрюша не рванула к чугунку. Варево потом отдадут Зорьке. Лишь бы Хрюша стояла на месте. Жалко Хрюшу! Но, что поделаешь, так надо. Если надо, значит, надо. Спокойно, всё будет хорошо».

Подняв голову к звёздному небу, Петка помолился. У себя в кармане правой рукой нащупал нож, сделал полшага вправо. Глубокий вдох и выдох. Эх! Бензин, солома, керосин. Долго не раздумывая, резко воткнул острое лезвие прямо в свиное сердце.

Туша, наполненная салом, правым боком завалилась на дощатый помост. Через минуту дядя Коля Крапива со своим старшим сыном Сергеем паяльными лампами смолили шкуру свиньи, избавляя от волосяного покрова.

«Крапивинские» дочки расставляли тазики под кровь, печень, кишки, отдельно установили большой чугун с горячей водой. В последнюю очередь хоккеист Коля вынес хорошо заточенные кузнецом Гаврилой ножи для разделки свиной туши.

После выполненной работы Петка присел на табуретку. Тётя Тёша поднесла кружку парного молока и льняное с вышивкой полотенце. Утерев губы, теперь уже точно, юный свинорез закрыл глаза, вдохнул слегка морозный с падающими снежинками воздух, очутился совсем в другой, почти взрослой реальности.

Теперь он первый парень на деревне!

На следующий день новоиспечённый свинорез двинулся в колхозную кузницу, за ним вдогонку пошла и баба Уля.

— Кирилловна, что привело ко мне? Слушаю внимательно, — кузнец Гаврила Петрович отложил в сторону заготовку.

— С новым роком! Внуку надо бы хороший нож, для дела.

— Наслышан, наслышан. Тут Коля Крапива заходил, рассказывал. Наследник у Филиппа появился.

— Про наследника не знаю. Люди просят заколоть свиней и у них, как у Крапивы, по-тихому, чтобы без свиного крика. Сегодня Иван Иванович Коробко заходил, да и с других улиц, я записала восемь человек, — баба Уля, она же Ульяна Кирилловна Гренок, с удовольствием делилась сложившейся ситуацией.

— Понимаешь, Кирилловна, никакой нож ему делать я не буду, мал ещё, — после слов кузнеца наступила пауза, — называется это эксплуатация детского труда. Капитализма!

— Как? Люди ведь просят.

— А вот так, — и Гаврила Петрович открыл свой сейф, — вот, с войны храню, как реликвию.

— Так это же нож Филиппа!!!

— Как раз из Белоруссии зашли в Польшу. Когда разведгруппа не вернулась, мы пошли искать. И, нашёл нож, торчащий в муравейнике. Условный знак, живой, в плену. Нож как видишь, забрал, — достав пачку сигарет «Прима», кузнец прикурил от горнила, — сама помнишь, я его делал, здесь, кажется в тридцатом году для таких вот свиных дел. Да, Филипп был мастер не только в бухгалтерии и иностранных языках.

Баба Уля держала нож в своих мозолистых руках и плакала, Петка стоял, молча, пытался понять суть их разговора. На пыльном столе вместе с инструментами лежал конверт.

«Печать. Заграничный. Как от родителей из Сирии. Обратный адрес! Интересно, откуда? Надо незаметно прочитать, — изучавший французский язык, прочитать труда не составило, — написано Ванкувер, Штейн и, о, чёрт! Напильник мешает, имя и отчество не видно. Ладно, не моё это дело, может и у Гаврилы Петровича кто-то в командировке в этом, как его, Ванкувере. Надо атлас посмотреть, где это находится. Город или страна?»

— Забирайте нож. Пользуйтесь во благо людей. Может малой подрастёт и хирургом станет, как «мишенькин» сын, — немного подумав, добавил, — Семёнычу скажите, председателю колхоза, чтобы он знал.

Домой кузнечные ходоки возвращались молча. Новость о младшем брате потрясла бабу Улю.

«Значит, Филипп живой! Возможно, живой. Марфе говорить не буду. Где он сегодня? Эх, хоть бы одним глазком его увидеть, — про себя размышляла баба Уля, — может, живёт где-то далеко, и, у него всё хорошо. Ведь похоронки нет. А Гаврила так никому и не сказал про нож. Сколько уже лет прошло после войны. И мне велел молчать. Наверняка что-то да знает про брата».

В сенцах царил запах жареного на сале мяса. Ещё вчера в благодарность за проделанную работу старшая «крапивинская» дочь Валя принесла мясо, сало примерно килограммов пять и, немного крупяной колбасы. Возле печи баба Марфа готовила обед, под лавкой рыжий кот Мурзик впопыхах доедал то, что успел стащить со стола.

Весть о появлении свинореза в столь юном возрасте разнеслась по селу мгновенно. Старики, да и те, кто немного моложе, вспомнили довоенное время.

Тогда для этих дел был главный колхозный бухгалтер Филипп Кириллович Гренок, как при Советах, так и в оккупации при немцах, тихо управлялся со свиньями, мог с ними найти общий язык, а потом, прямо в сердце нанести последний  для жизни свиньи укол.

— Петя, прочитай, что я здесь написала. Не пойму, — баба Уля всегда с трудом разбирала свои, сделанные синим «химическим» карандашом, записи, — а ведь надо, люди приходили, просили.

— Третье сичня, Иван Иванович, Макеевы, Степанец, — на помятом листе школьной тетради Петка с трудом расшифровывал бабушкины «каляки-маляки» от «химического» карандаша, баба Марфа хоть читать и не умела, сидела рядом и слушала, — вот ещё четвэртэ сичня, Дубровские, Пашковы, Шахтёркина, пятэ сичня, ещё три фамилии, эти я знаю. А тут шостэ марта, пятэ квитня. Баба Уля, это что?

— Люди просят заколоть их свиней, перед Рождеством. Завтра три двора на Коробковке. Возьмешь у меня дедовский нож и пойдешь огородами, если снега намело, то обойди через выгонец, так ближе, сначала к Макеям, это наша родня. Потом напротив их двора к Ивану Ивановичу, он у тебя уроки рисования ведёт, а его жена Галина Ивановна твоя первая учительница. После Степанцов, они на углу, придёшь домой.

«Учитель рисования Иван Иванович родной брат пионера-героя Васи Коробко. Баба Уля говорила, что Вася с её братом дедом Ерохом в партизанах был разведчиком и подрывником. Погибли оба на войне, — разбирая дальше бабушкины записи, про себя размышлял Петка, — пионер Вася с немцами воевал, а я со свиньями. Да, дела».

— Зайду, тихо выведу, кольну и пойду дальше?

— Да. Ты нужен только для того, чтобы свинья не кричала. Постарайся людям доброе дело сделать.

— А потом к Маслову, в духовой оркестр. Хорошо?

Для свиных дел пришлось купить тетрадь. Люди записывались соответственно своим потребностям, кто к свадьбе, кто к проводам в армию.

Как говорят в народе «был бы повод, а свинья найдётся» или, наоборот «была бы свинья, а повод найдётся», кому как.

25 ноября 2022 года.

Сергей Роща

Эта запись была опубликована 25.11.2022в 16:47. В рубриках: Общество.


Другие новости