Деревенская хата постройки окончания войны, четверть века как покрытая шифером расположилась сзади палисадника, на месте которого раньше стоял большой двухэтажный из сосновых брёвен родовой дом семейства Гренок.

Теперь здесь под неусыпным взором, без двух лет девяносто, бабушки Марфы среди кустов смородины, сирени, ещё сливы на два двора и двух берёзок, посаженных внуком Петей,  проводил своё дневное время небольшой инкубаторный в два десятка выводок цыплят с курицей наседкой.

На двухметровый забор частенько взлетал бабушкин любимец петух Филя, чтобы издать свой знаменитый на всю округу клич «ку-ка-ре-ку».

Трёхцветная кошка Белка, три года явившаяся на свет благодаря лебединой песне взаимной многолетней любви бабушкиного рыжего кота Мурзика и соседской чёрной кошки Муськи, одновременно почивших и навечно похороненных рядом в огороде под грушей костянкой, стоящей как раз на меже огородов, палисадник обходила стороной, помня грозный клюв курицы Маньки.

Палящее на безоблачном голубом небе знойное июльское солнце прошло зенит и, плавно двинулось к закату в направлении сельской мельницы.

Со стороны клуба доносились звуки местного духового оркестра, после украинского традиционно играли Гимн Союза Советских социалистических республик, скоро начнут похоронный марш и, траурная процессия от памятника всем погибшим сельчанам в годы Великой Отечественной войны пройдёт путь до кладбища.

Хоронили участника той страшной войны, настоящего разведчика, долгие годы работавшего кузнецом в колхозе «Авангард». Впереди шли два сельских парубка и несли портрет деда Гаврилы в форме старшего сержанта времён войны, пилотка набекрень с красной звёздочкой, верхний левый угол закрывала чёрная ленточка.

За ними, уже традиционно долгие годы специально выделялся под такие мероприятия, медленно двигался местный похоронный раритет автомобиль ГАЗ-51 с открытыми бортами, в кузове гроб с покойником, крышка гроба рядом.

Чуть поодаль за машиной неспешно в ногу шагали две стройные девушки в вышиванках, несли  подушечки алого цвета с наградами, почти рядом родные и близкие, односельчане.

Следом за медицинской «буханкой», как всегда духовой оркестр «банды старика Маслова».

Позади всей процессии, на малой скорости, ехал микроавтобус, серо-сливочного цвета королевского футбольного клуба «Реал» Мадрид, марки «Мерседес». Из-за тёмных стёкол, кто в салоне, видно не было.

— Смотри, «бендеры» прыихали, так Мышко Макей казав, вин там був не раз, номера Львивской области, — тихо промеж себя шушукались односельчане, — и что им тут надо у нас, шоб им повылазило. Столько наших хлопцив повбывалы, пока Красная армия освобождала их Захидную Украину, двадцать похоронок пришло в село с тех мест, мого батька там вбылы. Для нас эти западэнци тварями будут завжды!

— Говорят, что Гаврила воевал в тех краях, мы-то знаем, по молодости, пока не женился, к девкам неравнодушен, наверное, там многих обрюхатил. Ходок был, не приведи Господь, царство ему небесное. После войны покойная Мария, пухом  земля ей будет, так охомутала, что Гавриле и не до девок было. Женила на себе знатно. Жили хорошо, дети, внуки, только вот с правнучкой не повезло, калекой родилась. Может на «марсядесе» западенская родня, какая? Если что, спросим.

— В машине старик, лет девяносто, как и нашему Гавриле. Может, какой однополчанин, ехал в гости навстречу с другом, а попал на похороны. Бывает. Видел, останавливались возле старого сельского совета. Долго смотрел вокруг! Заходил в книжный магазин, при немцах там комендатура была, подходил к памятнику Васе Коробко. Бодрый старичок, стрижка короткая, при костюме тёмно-синего цвета, белая рубашка, в синем с бело-оранжевыми полосками галстуке, без палочки, как там правильно, без трости ходит.

— Смотри, возле двора Марфа стоит, крестится. Слёзы держит при себе, её муж Филипп воевал в разведке с Гаврилой, после войны пришла бумага, что пропал без вести. Похоронки так и не было. Идёт сюда. Неужели пойдёт на кладбище?

В «мерседесе» старик снял тёмно-синий пиджак, пересел на сиденье по правую сторону, внимательно рассматривал дома, деревья, людей не видно, только одна старушка отошла от своего дома и присоединилась сзади всех к мирно идущим односельчанам. К ней подошла девушка, наверное, родственница усопшего старика, вручила, как и полагается в таких случаях платочек, пошла вместе с ней.

— Ивановна, идёте на кладбище?

— Пойду, если что, вернусь.

— И кто родился у внука Пети?

— Правнучек, у них по счёту пятый сынок, назвали в честь батьки, Алексей Петрович. Все сыны на букву «А», Арсений, Аркадий, Александр, Андрей и, вот с апреля Алексей. Жаль, дед Пётр не дожил, он так хотел внука с именем Алексей.

«Интересно, о чём они разговаривают? Можно сказать Фёдору, наведёт прослушку. Хотя, зачем? Оркестр заиграет и вся прослушка «коту под хвост». Пусть разговаривают, — про себя размышлял старик с короткой стрижкой, — да, пусть разговаривают. По селу, где, что, как и когда, всю информацию я получил, хорошо поработали. Фёдор молодец! Не зря плачу такие большие деньги. Если верить плану села, проезжаем дом Ивана Дюбки, служил в полицаях, скорее электриком. Да вот он и сам, родимый! Хромает».

— Роман Богданович! После кладбища вернёмся к тому дому, где в палисаднике две берёзы? Откуда вышла старуха?

— Да, Степан, всё правильно. Подумай, где поставите машину?

— Возле аптеки, в тенёчке под вербами. Оттуда хороший обзор.

— Одобряю твой выбор. Почему-то все водители делают свой выбор в пользу тенёчка, — раздался дружный одобряющий смех, включая медсестру Лизу, врача Ростислава и охранника Дмитрия.

Оркестр заиграл похоронный марш, на этот раз «Траурный марш» Шопена. Дорога после низины, где когда-то давно была небольшая речушка, до сих пор имеет свойство возрождаться при половодье, постепенно поднималась вверх.

«Судя по карте, прямо дорога в райцентр Семёновка, направо село Лосёвка, поворачиваем налево, значит там, за больницей, в лесу кладбище, — сравнивая изображения на карте с местностью, тихо про себя шептал доселе неизвестный для сельчан гость, — слева конюшня третьей бригады. Почему стали?»

— Остановились у дома умершего дедушки, — помощник Фёдор буквально читал мысли своего «патрона».

— Спасибо, Федя.

«Да, быстро они привыкли к своим русским именам, это хорошо, — старик поправил галстук, — а где же бабушка? Ладно, не будем сгущать краски, найдётся».

— Старушка из интересующего нас дома идёт довольно бодро, не отстаёт. Возле ворот стоит, разговаривает с женщинами. Зашла во двор. Может, заберём, когда будем возвращаться, — чтобы не уснуть за рулём, разговор поддержал водитель.

— Нет, Степан, лишнее. Наша миссия скромная. Граница с Россией. Что делать, я скажу.

— Стёпа, посмотри в зеркало. За нами уже стоит колхозный автобус, обратно всех и заберёт, — наблюдательности у охранника Димы не занимать, — даже два автобуса.

Оркестр заиграл «Реквием» Моцарта. Во дворе на табуретках стоял гроб с покойником. Прощались дети и внуки, навсегда прощался и кузнец Гаврила со своим домом, яблонями, грушами, сливами и вишнями. Из хлева доносились жалобные стоны коровы Зорьки, убаюкивающее хрюканье свиньи Глаши, почуяв неладное действо, в своих клетках зашевелились кролики, куры молчали. Серо-пепельный кот «Филипп VI» сидел на крыше веранды дома и с такой высоты никак не мог понять, что делает его хозяин, лёжа на спине и не шевелясь в этой деревянной, оббитой красной бязью коробке. Лучший домашний друг Гаврилы петух «Гаврик» издал свой прощальный крик «ку-ка-ре-ку!» и, траурная процессия двинулась в направлении кладбища.

Проснувшись от петушиного крика, Степан осмотрелся по сторонам, немного выждал, пока закроют хозяйские ворота и, только потом тихонько тронул с места новенький «Mercedes-Benz Vito» на шесть посадочных мест испанской сборки с бензиновым двигателем в 174 лошадки.

— Роман Богданович, перед лесом свернём направо и в лесу станем сверху кладбища, — сделал, как казалось Степану, толковое предложение, — могилу они вырыли чуть ниже, надо пройти метров тридцать, не более того.

— Одобряю, — старик был доволен несвойственной для канадцев сообразительностью.

«Хорошо, что заранее посылал, они тут всё село облазили. Узнали, что, где и как. Одно слово, разведка. Следопыты, мать их так! Собиратели местного фольклора. А ведь действительно, сверху будет лучше смотреть. Главное, старушку не потерять из виду. Лишние вопросы не задают, своё дело знают, обучены. И то хорошо».

От лесной дороги до калитки «рукой подать». Шли не спеша. Было слышно, как оркестр в половине октавы прекратил играть похоронный марш.

— Заходят на кладбище, сейчас увидим, — вместо водителя Степана, теперь комментарии знатока раздавал Фёдор, — смотрите ниже на одиннадцать свежая могила для нашего покойника, как и положено тому быть, из Семёновского военкомата прислали стрелков с карабинами.

«Первые могилы пошли, свежие, видно, кладбище недавно расширили. Коробко Иван Михайлович, 1960-1997 годы. Молодой! Все кресты металлические, а этот из берёзы, Гренок Ульяна Кирилловна, 1906-1997 годы».

У старика голова слегка закружилась, в глазах потемнело, медсестра Лиза, почуяв неладное, сразу дала понюхать нашатырь.

— Как самочувствие?

— Хорошо, Лиза. Это всё чистый лесной воздух сосуды расширяет.

— Скорее, наоборот, сужает.

— Пусть будет так. Надо коньячку хлебнуть, здоровье поправить.

Лиза достала четвертушку испанского напитка, подала коньячную рюмку.

— Хорошо! Умеют же делать вкуснятину.

— Только благодаря пиренейскому солнцу, — Фёдор хоть и шёл впереди, внимательно, не оборачиваясь, слушал разговор, пытаясь косвенными признаками определить состояние «щедрого патрона».

— Да, пожалуй, ты прав. Кстати, узнали, что здесь пьют местные в таких случаях? Фёдор, тебе вопрос.

— Исключительно местный самогон и, только он. Никакой магазинный спиртовой продукт здесь не употребляют. Особенно ценится выгон «урожковский» на меду местного пасечника, и, зовут его Урожок Иван Владимирович. Говорят, что был ещё знаменитый «гренковский» на пшенице и овсе, в годы войны комендант Пауль Зегерс только его здесь и употреблял. Рецепт наверняка знает старушка, за ней присматриваем. Та, которая на самом деле гнала фирменный самогон, звали, кажется, баба Уля, пару лет тому умерла.

Савельич, председатель колхоза, свою речь толкал недолго, кратко. Начальник гаража начал было говорить, не смог, слёзы морской волной нахлынули, замолчал. В могилу гроб с покойником опускали под реквием Верди. Установили металлический крест, кузнец Гаврила выковал для себя ещё в 1989 году, десять лет ждал, прикрепили табличку с фамилией, именем, отчеством и годами жизни.

Старший лейтенант скомандовал, каждый из пяти солдат украинской армии одновременно дослали патрон в патронник своего самозарядного карабина Симонова, СКС 1943 года выпуска. Лесное эхо громких залпов подняло в небо всех лесных сорок и ворон, дятлы от неожиданности застыли в изумлении. Белки и зайцы дали дёру, не так часто в последнее время просто так стреляют в небо.

На полувдохе третьего залпа грянул Гимн Союза Советских социалистических республик. По мановению знаменитой палочки старика Маслова наступила гробовая тишина. Слышно было, как лёгкий ветерок колышет кроны хвойного леса.

Офицер хотел было возмутиться отсутствием украинского гимна, передумал.

«Интересно, чья могила, где вместо креста большая красная звезда? Гренок Ерофей Кириллович, 1907-1944 годы жизни. Командир партизанской разведгруппы. Погиб в Карпатах смертью храбрых от рук бандеровских бандитов. Да, герой! А что здесь? Гренок Василий Филиппович, 1940-1941 годы жизни. Совсем младенец. Надо держаться, не подавать виду. А то Лиза опять заподозрит, начнёт совать свой нашатырь. Вот и дошли до могилы кузнеца. Надо возложить цветы и венок».

Неизвестные гости, склонив головы, одни стояли у свежей могилы настоящего русского солдата. Солдата-победителя!

—  Пора возвращаться. Федя, командуй.

— Возвращаемся к машине. Лиза! Роман Богданович сказал возвращаться.

— Иду!

— Фёдор, а где поминки?

— В сельской столовой, возле памятника пионеру-герою Васе Коробко.

— Стёпа, просыпайся, возле аптеки поспишь. Поехали.

— Так точно, сэр!

Новенький «Мерседес» задним ходом сдал на поляну, развернулся, выехал из лесу, повернул налево и мимо пшеничного поля двинулся в сторону лесничества на трассу.

— Так будет быстрее, зачем лишний раз светиться. Кстати, отсюда до границы рукой подать.

— Хорошо. Молодец Степан, — «патрон» был не скуп на похвалы, но эта, для водителя из разведки канадской армии оказалась приятной.

Возле аптеки сельские мальчишки и девчонки играли детскую войнушку. Насмотревшись голливудских фильмов, теперь главными героями добра были «терминаторы», «рембо», «вандаммы», со стороны зла начинали выступать красные комиссары, москали и кацапы.

«К чему всё это приведёт, наверное, даже Богу неизвестно, — переживая лёгкий шок, размышлял старик, — страшно подумать. Везде слышны знакомые кричалки «Слава Украине!» и «Героям слава!» и, может так повернуться, что когда-то появится и такая «смэрть хохлам – життя москалям». Куда эта страна катится? Не иначе, как в пропасть. Всё забыли! Затуманили мозги детям».

— Наша работа. Не зря столько усилий потратили на молодое украинское поколение, — кадровый канадский пропагандист-разведчик на деле сегодня простой охранник Дмитрий сиял в улыбке, радовался.

— Роман Богданович, наше мнение разделяете?

— Фёдор, мне уже не увидеть, как эта молодёжь превратится в «пушечное мясо». Недоживу. Старый я, девяносто лет.

— И против кого? Кто их превратит в «пушечное мясо»?

— Дмитрий, нас это не касается. Пора. Со мной пойдут Фёдор и Лиза. Нас сегодня ждут другие дела.

Фортка открылась легко, было не заперто, наверное, здесь так принято, да и что воровать у одинокой старухи.

«Антенный провод тянется от окна вверх, на дерево, там, на вершине вяза видно телевизионную антенну, направлена в сторону Унечи, значит, есть телевизор, смотрят Россию, не могут простить Хрущёву, что их Семёновский район теперь не в Брянской области, — старик внимательно всматривался в палисадник, задумался, — идём дальше. А что там в огороде? За хлевом слева не совсем молодая яблонька, лет так полсотни с гаком наберётся. По правую сторону старая спасовская груша, напротив молодые груши дуля и костянка. В конце сада «яблоньки-старички», две волошки и, главное, три антоновки! Вкусные мочёные яблоки получаются. На меже растёт вишня. Клубника, кусты крыжовника и поречек. За садом посадили капусту, огурцы, помидоры и сладкий перец. Делянка свеклы и морковки. Куда же без картошки и, пшеница с овсом, наверное, под фирменный самогон «гренковский».

— Роман Борисович! Хозяйка пришла, она в доме.

— Хорошо Фёдор. Спасибо. Идём.

— Лиза! Прекращай немытый крыжовник кушать.

— Иду.

Стройные в меру упитанные ноги, до колен прикрытые тёмно-синей форменной с небольшим разрезом как у стюардесс юбкой воздушной походкой направились в сторону деревенской хаты. Петух Филя сразу оценил красоту молодой с роскошными собранными в пучок светлыми волосами и голубыми глазами девушки, забыв о курицах и своих прямых обязанностях, принялся везде сопровождать её, слегка прикудахтывая каждый шаг босоножек нежданной гости. Лиза готова была от души рассмеяться, глядя на нового ухажёра, но заметив ожидающий возле хаты взгляд своего «патрона», сдержалась.

Сенцы были открыты. На пороге сидела бело-рыже-чернявая кошка Белка и не пускала домашнего и всеми любимого Филю. Из хаты с едой в небольшом чугунке вышла баба Марфа и поставила на лавку.

— Добрый день. Подождите, сейчас кроликов покормлю, а то с утра голодные. Не успела с этими похоронами. Проходьтэ в хату, — из гладышки в чугунок долила молока.

Лиза, слегка пригнувшись, чтобы не удариться головой, первой переступила порог, впереди неё, по-хозяйски примяукивая вприпрыжку бежала довольная кошка Белка. Открыв дверь в хату, медсестра Лиза от неожиданности испытала небольшой шок пронизывающего и так знакомого, только молодого, мужского взгляда с портрета, висевшего на противоположной от двери стене над окном. Ноги как будто подкосились, но девушка устояла и виду не подала, кошка проскользнула у неё под ногами и побежала к столу в правом дальнем углу.

Следом зашёл старик, с интересом оглядел большую комнату. Слева печь, к ней под общий дымоход и грубка, полик, большая кровать, массивный бельевой сундук. Окно, над окном так смутивший Лизу мужской портрет. В правом дальнем за столом углу иконы, православные называют его «красный угол», там же резной деревянный диван-скамейка, по правую стену между окнами, выходящими в палисадник, такой же резной диван-скамейка, две лавки и стол. На стенах в рушниках вместо картин висели большие рамки с фотографиями, над столом качался провод с обычной лампочкой в чёрном патроне. Часы-ходики с гирькой показывали без четверти пять часов вечера, еле слышно шумело радио.

— Проходьтэ, гости дорогие! Сядайте за стол. Отведайте моего угощения. На днях как Ленин пятый правнук родился, далеко отсюда, внук Петя служит километров и не сосчитать, где-то в сторону Китая. Город не могу запомнить. А завтра дочка с мужем приедут, вот готовлюсь, — баба Марфа суетилась, вилами из печи достала горшок с жаренкой, из сенец принесла пляшку фирменного «гренковского» самогона, в миске квашеной капусты, мочёные антоновские яблоки, поставила рюмки, вилки и ложки, — что Бог послал. Чем богаты, тому и рады.

Лиза с неописуемым восторгом смотрела на все движения бабы Марфы, к ней зашли совершенно посторонние и незнакомые люди, а она, даже не спросила, кто и откуда, принялась их угощать.

— Почему так далеко от дороги стоит хата? Интересно, — первым спросил старик.

— Так шож тут интересного? Война прошла тихо. Комендант був хороший, мужа моего Филиппа сильно уважал, — и показала на портрет, висевший над окном, — бухгалтер по образованию. Прошла оккупация и, тут же с востока снаряды прилетели. В селе три хаты сгорели. И наша хата в том числе. Снаряд попал прямо в хату. Никого дома не было, работали. Пришли, а тут одни головешки. За неделю нам солдаты эту хату построили. Извинились за ошибку.

— Обидно было?

— На своих не обижаются. Так и жылы, батько Кирилл и маты Маша, цэ родня Пылыпа, наши диты Кирилл, Гришка, Галя, Иван, Вася другый в сични сорок четвэртого року народывся, Вася перший помер в сорок первом году. Тут все в одной куче, — выставляя тарелки, продолжала свой рассказ, — последние годы жили вдвоём с Ульяной, вмэрла в квитни два годы тому. Внука Петю растили, пока Галя и Лёша в Сирии булы со своей радилакацией. В этой хате так и жили, новую хату строить було некому, хозяина не дождались с войны. Пропал, как написали, безвести. А вы приехали к Гавриле на похороны?

— Да, на похороны, — старик пришёл в себя, в очередной раз сдержался, не дал воле чувствам, — родственники.

Как только баба Марфа стала нарезать хлеб, Фёдор, неожиданно для себя обратил внимание на странный взгляд старика, застывший, ледяной и отрешённый, первые наворачивающиеся капли слёз готовы были проторить дорожки по стариковским морщинистым щекам.

Нож! Нож! Нож!

26 апреля 2023 года

Родовое гнездо

Сергей Роща

Рассказ (глава I, роман «Нож бухгалтера»)

Хабаровск

               

Эта запись была опубликована 26.04.2023в 15:01. В рубриках: Общество.