Ещё совсем маленький рыжий котёнок с неподдельным животным интересом осваивал новое место обитания, хату, где проживали две бабушки и семилетний внук.

Не прошло и суток, как вчера крестник бабы Марфы, сын её родной сестры Параньи, местный колхозный пасечник всеми уважаемый Иван Владимирович Урожок, в простонародье наследственное «ладьков», крёстный внука Пети, принёс такое очаровательное зеленоглазое рыжее создание.

— Хрэсна, возьмите двухмесячного кота. Кошка Машка принесла четверых котят, три кошечки, серенькие голубоглазые красавицы, а этот рыжий, кот. Топить в керосине и сжигать жалко, кошечек разобрали сразу, а рыжего никто не взял. Может, возьмёте, мышей будет ловить. Глаза умные, на всё смотрит с интересом, даже сейчас.

Из сенец в хату зашла баба Уля, за ней с поленьями берёзовых дров для вечерней топки грубки внук Петя. Увидев крёстного с котёнком, поздоровался, их взгляды, семилетнего паренька и маленького котёнка встретились.

Баба Марфа посмотрела на котёнка, потом на внука и, сжалилась.

— Хорошо, Иван, возьмём, а то у нас горе с котом, вот, на днях случилось. Сидел и сверху с крыши хаты, как всегда, наблюдал за птичками, охота у него такая, с прошлого года, а потом, ни с того, ни сего, взял да и прыгнул на бузок, хотел жида поймать.

— Баба Марфа, говори правильно, не жида, а воробья, или на мове горобця. И не бузок, а чтобы понятно было, по-русски, сирень.

— Хорошо, поняла. Раньше-то он прыгал и ловил, и, не один раз, из этого окна видно, ветки мягкие, прогибались, как на подушку. Только вот, по весне в квитне, недели две тому, Ульяна подрезала ветки, чтобы ровно было, они и стали острыми, прыгнул плошмя, проткнуло нашего рыжего кота Мурзика, как вилами, насквозь.

— Да, действительно горе.

— Теперь мыши ночью по хате бегают, голодные, бульбы под кроватью нэма. Вот и бегают, а ловить мышей некому. Пусть живёт. До осени подрастёт.

— Петя, держи, нового дружка. Смотри, как он рвётся к тебе на ручки.

— Назовём этого кота Мурзиком!

— Называй, как хочешь, лишь бы за жидами с крыши на бузок не прыгал. Одни Мурзики, после войны шестой будет. Журнал «Мурзилка», кот Мурзик. Ладно, пусть будет Мурзик, хоть не перепутаем и, то, хорошо.

Баба Марфа подошла к печи, достала горшок с топлёным коровьим молоком, налила в небольшую миску и поставила под скамейкой, Петя поднёс Мурзика, тот за обе щёки, чмокая от удовольствия, начал хлебать свежее молочко.

— Чуть не забыл, зачем пришёл. Тут в село из Киева фотограф приехал, портретный специалист. По карточке делает большие портреты, паспарту. Остановился у нашего учителя малювання, Ивана Ивановича Коробко, друзья, вместе учились в Киеве. Второй раз приезжает, привёз портреты Литвинам, Степанишиным, Будлянец, всего шесть, в основном заказывают портреты погибших на войне батькив. Вчера Федя «кореньков» ходил забирать портрет батька Якова, в сорок четвёртом году похоронка пришла «геройски погиб при освобождении Львива», а где похоронили, так до сих пор и не написали. Как живой! Петя, дай линейку, вот, размер, сорок на пятьдесят сантиметров.

Бабушки дружно переглянулись, встали и пошли к своим большим сундукам, открыли, долго в них копались, наконец, первой подошла баба Марфа, развернула сине-бело-сиреневый сатиновый носовой платочек, там лежала маленькая фотография.

— Посмотри, такая есть, маленькая, на четверть ладони. Получится? Это всё, что осталось от моего мужа Пылыпа. После пожара весь дом, всё сгорело, а карточка чудом осталась, даже не обгорела. Как Пылыпа забрали в армию, я и положила в коробочку от германских леденцов, вместе с крестиком.

— Думаю, получится. Хорошо, скажу, зайдёт. Подожди, подожди. Дай посмотреть.

— Держи, только аккуратно.

— В картузе мого батька! Так цэ ж фотографував комендант, немец, Пауль Зегерс! Помню этот момент, я ещё в хату за картузом бегал. Комендант ведь жил в нашей хате, увлекался фотографией, меня, мальчонку, обучал фотоделу, фотоаппарат подарил, до сих пор работает, называется «Praktiflex», модель сорокового года. Дело было летом сорок третьего года. Хорошо помню, что при Советах, что в оккупации дядько Пылып главным бухгалтером був, первым помощником как председателя колхоза, так и коменданта. Надо посмотреть, может негатив сохранился.

— Посмотри, Ваня, посмотри. Выходит, что на карточке ему тридцать четыре года. Да, время летит быстро, — баба Марфа задумалась, морщины на лбу приняли философский вид, глаза немного прищурились, вглядываясь в икону Божьей матери, встала лицом на «красный угол» помолилась.

Пока Петка с новым рыжим другом Мурзиком закладывали берёзовые поленья в грубу, баба Уля сидела и внимательно слушала про своего младшего братика Пылыпка, ждала окончания разговора.

— А сколько надо будет платить?

— Пять рублей.

— А якымы грошами? Новыми чи старыми?

— Новыми.

Баба Марфа задумалась, ей ведь пенсию до сих пор не платят, по причине того, что на войне муж «Гренок Филипп Кириллович 12 мая 1909 года рождения пропал безвести», такое было официальное сообщение.

Втроём жили на одну пенсию бабы Ули в двенадцать рублей пятьдесят копеек, покупали в основном хлеб, буханка шестнадцать копеек, в магазине по норме на три дня давали две, чтобы не скармливали свиньям, иногда по праздникам Пете мятные пряники и конфеты батончики, крем-соду и «колючую» воду.

«Хотя, что переживать, дети помогут, заплатят, — про себя размышляла, так за всю свою долгую жизнь и не научилась грамоте, баба Марфа, — попрошу внука Петю, письма напишет. Сразу всем, Кириллу в Сибирь, где нефть, Гришке в Казахстан на целину, батькам своим радилакациям напишет в Сирию, Ивану на уральский завод, Васе младшенькому, этот лётчик в армии, его Пылып так и не увидел, родился без него. В Киеве, спасибо Ивану Ивановичу, выучились на инжанярав, даже дочка, а Васька в лётчики пошёл, летает, в каманавты собрался. Пришлют денег. Пять карбованцев не такие уж и большие гроши. Всё-таки батько для них. Росли в этой хате. В тесноте, да не в обиде».

— Марфа, есть гроши, сами заплатим, с книжки пойду, сниму, — баба Уля успокоила жену своего брата, «если похоронки не было, ещё не вдова, значит, живой», так говорит закадычный друг Филиппа колхозный кузнец Гаврила, — сегодня Филиппу шестьдесят лет, подарок будет хороший.

— Хрэсна, гроши не проблема!

— Иван, а теперь посмотри, вот здесь Филипп с Гаврилой, ещё молодые, — наконец баба Уля достала свою, размером с ладонь, карточку.

— А что там у них в руках? Нож?

— Так и есть, настоящий нож. Им тогда годков по двадцать було, после армии, нож выковал Гаврила, чтобы Филипп этим ножом колол свиней. Свинорез! На всё село один без помощников мог заколоть свинью и, никакого шуму и крику. Тяма такая только у него была. Умел разговаривать со свиньями. Все просили, он всем помогал. Тогда корреспондент из райцентра Новозыбкова приезжал, для газеты фотографировал, про кузнеца Гаврилу статью написали. Заодно и с этим ножом сфотографировал, по почте прислал. На днях сам Гаврила дал карточку, у него их две.

— Пылып с этим ножом на фронт пошёл, — баба Марфа немного всплакнула, кончиками хустки вытерла появившиеся слезинки, глаза покраснели, — засунул в сапог, прощаться ни с кем не стал, молча, и ушёл. Тогда наш дом стоял, где палисадник. Сгорел, на следующий день, от нашего снаряда.

После ухода крёстного Ивана котёнок Мурзик завалился спать, проснулся только ближе к обеду следующего дня и, долго сидел, один, в тишине оглядываясь по сторонам, принюхивался, искал знакомые запахи, так и не смог понять, где находится и что с ним.

«Где сестрёнки? Где мамка? Никто не погладит, только мамка и жалела меня. Сестрёнки настоящие серые язвы, всегда обижали, дразнили, что я рыжий. Кушать хочется, — размышлял вчерашний рыжий новосёл, — а что там под лавкой? Еда! Как вкусно пахнет. И как слезать? Высоковато».

Слезал по занавеске, как всегда первый раз страшно, получилось удачно. Домашняя, из мяса кролика, котлета оказалась такой вкусной, оторваться невозможно, если ещё вприхлёбку запивать топлёным коровьим молочком, даже не заметил, как вбежал мальчик Петя в поисках своей футбольной амуниции.

— Мурзик! Кушай, большой вырастешь, приду с футбола и поиграю с тобой. Бывай! Побежал, хлопци ждуть. Настоящий футбольный мяч только у меня. Смотри! Сирийский. И кеды сирийские. И гетры, и футболка, и шорты. А это не кепка, бейсболка. Понял?

Котёнок Мурзик так сильно был занят вкусной едой, ни малейшего внимания на своего нового хозяина, командира и защитника, «ноль эмоций».

По привычке, облизав до сияющей чистоты две мисочки, прежде ему доставались остатки еды, через минуту уже сидел на подоконнике с южной стороны и грелся на солнышке.

Петух Кеша, завидев незнакомого пришельца на месте, где раньше сидел его старинный странно погибший на сирени товарищ, недовольно закудахтал, вскочил на призьбу ближе к окну, свора кур своей разноголосицей стала дружно вторить.

Увидев грозный петушиный клюв, Мурзик от неожиданности присел, но не испугался, не убежал, минуты две один другому смотрели глаза в глаза, петух постоянно вертел башкой туда-сюда, всё прицеливался глазом, то одним, то другим, пока баба Марфа не прогнала весь петушино-куриный выводок тридцати особей в палисадник на кормление пшеном.

— Цип-цип-цип! Кушать! Мои хорошие, кушать. Цип-цип-цип! Кушать! Кушать!

Детские футбольные баталии разгорались через дорогу от гренковского двора, на территории детского садика, бывшей не то дворянской, не то графской усадьбы по фамилии Толстой.

Родовой «толстовский» фруктовый сад в пять гектаров с яблонями, грушами, вишнями и сливами за прошедший год выкорчевали, на их месте посадили клёны и берёзы, приступили к разбивке футбольного поля, площадок для волейбола, баскетбола и городков. Также ближе к улице Гучковка будет создан мемориал в память о погибших сельчанах на полях сражений Великой Отечественной войны и новое здание колхозной управы. Близится к завершению строительство большого в три этажа Дома культуры.

Новый фруктовый колхозный сад на пятьдесят гектаров высадили за селом рядом с тракторной бригадой. Преимуществом пользовался сорт «антоновка», среди сладких яблонь выделялся «апорт», из других «волошка». Особый спрос на грушу «спасовская», ещё были вишни и сливы, но мало.

По личному указанию председателя колхоза Семёна Семёныча выбором сортов для всего сада напрямую занимался главный колхозный пчеловод Урожок Иван, ведь без пчёлиного опыления никакого урожая не будет и, не только фруктов, но и овощей, и той, же гречихи, не зря ведь кто-то сказал, что «пчёлы есть жизнь человеческая».

В футбол играли словами из песни «великолепная пятёрка и вратарь», шесть на шесть, ворота чуть больше чем хоккейные. На Гучковке набиралось в аккурат три команды детей от семи до двенадцати лет. Все ждали, когда будет готово настоящее футбольное поле. Только посеяли траву «тимофеевка» для жёсткости, так сказал местный главный агроном дядя Сава.

— Сашко! Мне пас давай, я открытый.

— Рудой, смотри, он бить по воротам собрался.

— Поймал! Бросаю тебе на ход.

— Петка! Забивай!

— Гол! Гол! Гол!

— Штанга! Нет гола! Нет! Нет! Нет!

Мяч сирийского производства по замысловатой траектории, обогнув дугу, на бреющем полёте, со всей силы влетел в окно отдельно стоящей кухни, откуда тут же выскочил толстый повар Геша с большой поварёшкой, ругаясь, как только можно и нельзя матерными словами на языках трёх братских славянских народов.

Футболисты кинулись в рассыпную, и, только маленький болельщик «павлачов» Петруха проявил смекалку, пока повар гонялся за его старшими товаришами, забежал в кухню, схватил плавающий в горячем чане с компотом мяч и сразу спрятался в густых кустах сирени.

Вещдок!

Через час, как ни в чём не бывало, Петка вернулся домой, ещё во дворе заметил, что Мурзик сладко спит на подоконнике, а спиной к окну сидит незнакомый по-военному коротко подстриженный мужчина.

«Неужели по поводу разбитого на кухне окна? Так быстро? Ладно, «не так страшен чёрт, как его малюють», пойду, пусть ругают».

За столом сидел незнакомый мужчина в тёмно-синем костюме и голубой рубашке при синем галстуке, бабушки Уля и Марфа его внимательно слушали, и заодно разглядывая какие-то листы.

Фотографии!

«Вот бы научиться этому, как его, фотоделу. Надо попросить бабушек, чтобы крёстный меня научил. Прибыльное, видать, дело. Просто так этот дядя не будет ездить по деревням. Машина у него крутая «Победа» песочного цвета. Пять рублей не так и мало, почти половина пенсии бабы Ули. Интересно, сколько буханок хлеба можно купить? На один рубль шесть, значит на пять рублей, так, тридцать, ну и одну ещё добавим. Многовато».

— Николай Николаевич, а как будет выглядеть Филипп в этом паспарту?

— Если брать овальный вариант, то вот так, как на этом портрете, в круглом паспарту так.

— Думаю, лучше в овальном паспарту. Марфа, а ты как считаешь?

— В овальном мне больше нравится.

— А как быть с этой карточкой?

— Сделаю, как просите, увеличу в три раза больше без паспарту. Итого с вас семь рублей пятьдесят копеек.

— Вот червонец.

— Даю сдачу, два пятьдесят.

— И когда ждать?

— В июле приеду. Через два месяца. Привезу все заказы. Под эти размеры можете заказывать две рамки со стеклом.

«Двадцать шесть годков как один день пролетели, будто вчера Филипп ушёл на фронт. Брат Ерох звал в партизаны. Немцы пришли, немцы ушли, красные пришли, жалко, такой дом спалили. Зато живые. Вот Филиппа нет, Ероха где-то на границе с Польшей «западенцы» убили вместе с Васей, родным братом Ивана Ивановича».

— Понимаете, Марфа Ивановна, идея принадлежит целиком и полностью Ивану Ивановичу. Он книжку пишет про своего брата пионера-героя Васю Коробко, скоро памятник поставят, место определили с видом на школу.

— Правильно! Если бы не Филипп, горела бы наша школа «синим пламенем». Об этом тоже напишет? Розбышака был этот Вася, «каких свет невидывал». Сколько курятников у людей подорвал? Везде совал свои взрывпакеты, в магазине все спички скупал, дошло до того, что у людей одно время спичек не было, — баба Уля недолюбливала этого Васю.

Как-то на ходу подложил взрывпакет с горящим шнуром под гарбу, а лошадь испугалась и как понесла гарбу с бабой Улей, еле жива, осталась, готова была убить этого горе-пионера за такие дела. Да и был ли он пионером?

— Ульяна Кирилловна, думаю, напишет и о его проделках, и как воевал в разведгруппе подрывником. Командиром разведчиков у партизан, кажется, был ваш брат Ерофей?

— Ладно, Ульяна, о мёртвых или хорошо, или ничего, — рассказ о пионере-герое для бабы Марфы не имел никакого интересу.

— Так я про идею с портретами. Мы с Иваном вместе учились, в прошлом году приезжал в Киев по приглашению книжного издательства «Молодь», на улице Пархоменко. На этой улице я живу, когда родился улица, называлась в честь киевского купца «Дегтярёвская». С тридцать девятого году до сорок четвёртого «Улица красных командиров». Помню, как осенью сорок первого возле нашего дома собирали жидов, то бишь, евреев и, только после войны узнал, что их угоняли на расстрел в Бабий Яр. А как они радовались обещаниям! Так вот, заказали Ивану для молодёжного возраста написать три книжонки, в том числе и про Васю. И, вот тут, когда Иван увидел, что я печатаю фотографии, он и предложил мне заняться изготовлением больших фотопортретов в паспарту. Он сказал, что для людей дело нужное. Благодаря таким фотопортретам память человеческая о той страшной войне будет жить вечно. Не забудем! Не простим! Вместе пошли в райком партии и, там дали добро на такую индивидуальную деятельность без целевого государственного финансирования, но с обязательным составлением реестра и уплатой налогов. Теперь я не учитель черчения и рисования киевской школы, а фотограф фотоателье на выезды. Беседую с людьми, записываю интересные факты, собираю информацию для Энциклопедии памяти, пишу статьи в киевские газеты. Мой дядя по матери, фамилия Патон, помогает мне как может. Теперь и он заказы ищет для меня, скорее для энциклопедии.

— И много в нашем селе заказов?

— Только в этот приезд ваш заказ по реестру села Погорельцы сто двадцать четвёртый и сто двадцать пятый. Заказывают большие портреты в рамку под стекло, в альбомы, памятные открытки для родственников, семейные коллективные фотографии, обновить на крестах могил, много разных заказов, есть и свадебные фотографии.

— Вот бы увидеть портрет братика!

— И пропавшего безвести мужа!

— Будем вам портрет. Обязательно будет. Обещаю!

Фотограф ушёл и, у бабушек появилась надежда, что всё вернётся, как и было до этой страшной войны.

09 мая 2023 года.  

Сергей Роща

Рассказ (глава II, роман «Нож бухгалтера»)

Хабаровск

Эта запись была опубликована 09.05.2023в 19:03. В рубриках: Общество.