Глава двадцать первая «Рождение мечты». Свинцовые тучи Финского залива третьи сутки напрочь закрыли знаменитые ленинградские белые ночи. Ни дня без просвета, не видать, «как своих ушей», стального с голубыми прожилками, неба, полностью исчезли, так привычные в родных погорельских местах, лёгкие пушинки белых облаков. Ночные дожди изредка лили «как из ведра». И как здесь люди живут без солнца?

Белые ночи, с месяц как, окончательно ушли в небытиё, а дождь продолжался, иногда с переходом на ливень. Который день кузнеца, нет-нет, да и схватит мучительное беспокойство за свои необдуманные слова в первый день на пасеке. Чуть более недели прошло, а всё не отпускает.

«Дал я тогда промашку! Филипп за такие дела никогда спуску не давал, — проснувшись рано поутру 4 августа 1980 года, глядя в окно отдельной комнаты большой ленинградской квартиры по улице Кубинской, 52, родного старшего брата Вити Будника. Да, до войны Витёк служил в Горелово, обрюхатил местную красносельскую девку, пришлось жениться, там и остался. Потом родили ещё двоих, мальчика и девочку. Токарил долго на Кировском заводе. Жена там же работала, кем, не помню. Все пятеро пережили блокаду, выжили, — размышлял кузнец Гаврила, — ну, дела. Не надо отвлекаться. На пасеке выпил лишку! Хороший самогон. Умеет же делать этот «ладьков Иван», пасечник. А вот про Филиппа я сказал лишнее. Правда, на следующий день, да и впоследствии, никто не переспросил. Им то что? Иван во весь рост занят пчёлами, Лёша инженер, на такие мелочи внимания не обращает. А меня хоть маленькая, да червоточина, иногда долбанёт прилично. Благо, ленинградские родственники не беспокоят. Старики живут отдельно, дом свой, за Красным селом. Квартиру обживает молодёжь, молодая семейная пара, неделю, как сыграли свадьбу. Внук Виктора женился. Медовый месяц! Спасибо им, на Витебском вокзале встретили, прокатили на своём «горбатом запорожце». Правильно делают, в молодости учиться надо именно на такой машине, потом заработают денег, купят «жигули», как у Лёшки. Да, дела. Интересно, как там курсанты будут принимать клятву на верность Родине? Дожди, ладно, привычное дело. А вот электрички снуют туда-сюда, от Балтийского вокзала дальше Красного села и обратно. Ни минуты покоя, как в той песне. Станция «Ленинский проспект». Алексей Петрович с Галей остановились у своих родичей, улица Будапештская, в Купчино. По ту сторону Московского проспекта. Там, на проспекте, где Парк Победы, в Музее истории блокадного Ленинграда и будет проходить ответственное мероприятие. Да, никто не спорит, настрадались люди в этом блокадном городе, европейцы спуску не давали, морили голодом. Дошло до смеха, испанскую «голубую дивизию» привлекли. Умора, так умора. Война! Для Петрухи Военная присяга – это на всю жизнь! Ваньку Савченко обязательно найти, поговорить, посидеть, выпить, закусить. Ведь ботаник ботаником был. Очкарик! Смотри, теперь полковник. Да, дела. А вот и знакомые крики удовольствия. Семейные радости, без них точно никуда не деться, семьи не будет. Рождение мечты. Молодёжь! Давно это было».

— Доброй ночи! Розпрягайтэ, хлопци, нашу Курву и до хаты, — во дворе дома «родных гостей» радостно встречали две молодые, кровь с молоком, стройные девушки в спидныцях, поверх одинаковые фартуки, с коротким рукавом синие блузки, на голове белые накрохмаленные хустки, — будэмо вэчэряты.

Опытным взглядом бухгалтера Филипп сразу определил, в хлеву нет никакого хозяйства, кроме кобылы, живность полностью отсутствовала, дворовая территория покрылась травой, только копыта и колеи телеги. Видно, здесь давно не ступала нога человека.

«И кто из них моя жена? Генерал на этот счёт ничего не сказал, какая кому. Да и Ванька Толстой говорил, что нас ждут жёны, фамилии Казибрид. Может, девки, знают, и сами выберут? Тогда, ладно, насильно мил не будешь, — Филипп не на шутку пребывал в замешательстве, — подождём, «ещё не вечер». Главное, чтобы Гаврила не напортачил».

— Гаврила, иди сюда, — снимая с Курвы хомут, Филипп тихонько подозвал дружка, — ты помнишь, как по метрикам зовут тебя и меня?

— Конечно, помню. Меня Роман, тебя Тарас. Казибриды мы.

— Хорошо, пошли знакомиться.

— Подожди! А куда они понесли матрас и одеяло? Это как? Мы будем спать на сеновале?

— Гаврила, «не гони лошадей». Всё скажут. Как-никак, Ванька Толстой намекал, что это наши жёны, только не уточнил, кто из них, чья жена.

— Тебе какая девка больше нравится? Им до тридцати, не более того. Как раз, то, что надо. Вдуем, так вдуем! Ха-ха-ха!

— Тихо! Не в этом дело. Скажут. Однозначно, ты, Гаврила, то есть, Роман Казибрид, как хозяин дома, будешь спать на кровати. Только как? Один или с кем? А я на сеновале. Ладно, зовут, пошли в хату.

Болеховский дом из красного кирпича на шесть помещений с верандой особо ничем не выделялся, разве что давно не крашеным забором. Здесь городские хозяева ограждали свои одноэтажки двухметровыми непроглядными частоколами, с улицы даже окон видно не было, не то, что в родных пенатах, там достаточно обозначить границы штакетником. Как выяснилось, центр городишка не для бедных обитателей. В своё время евреи постарались знатно.

— Заходьтэ, будэмо знаёмыться, — первой заговорила девушка по правую, ближе к окну, сторону стола, — меня зовут Соня. Казибрид София, я хозяйка этого дома, мой муж Казибрид Роман. Вот подлинное свидетельство о браке. Читайте. Кто Роман?

Опешив, Гаврила не знал, что и сказать, увидев такую невиданную женскую красоту, челюсть отвисла, ноги слегка подкосились, только и смог, что с трудом поднял руку, Соня приветливо улыбнулась.

— Это Маричка, Мария, её муж Казибрид Тарас, — продолжала Соня, —  документы подлинные. Дело в том, что наших мужей убили. Кто и где? Не суть важно. Здесь их никто не видел. Так что живём семейно, как родственники. От вас супружеский долг в обязательном порядке. Родятся дети, значит, всё хорошо. Больше вам знать ничего не надо.

Филипп только сейчас обратил внимание, как виртуозно его Маричка расставляет на стол еду, запах отварного молодого картофеля заполнил всю гостевую комнату, ложки, вилки, ножи и тарелки, всё как у людей.

«Красивая, ничего сказать не могу, — про себя думал Филипп, — жена, так жена. «Куратор» ведь сказал, что путь домой закрыт. А где выпивка? Хотя, понятно, они хотят детей. Будут дети, не вопрос».

— Живите с нами, пользуйтесь всеми благами жизни, делайте свои дела, — на миг Софья задумалась, говорить или нет, решила сказать, — как обе «принесём в подоле», отпустим.

Неожиданный хохот Ромы-Гаврилы наполнил комнату, своим душераздирающим смехом друга поддержал Тарас-Филипп, от сказанного подругой, вместе с тарелкой, Маричка свалилась на пол, только Соня молчала.

— Так это ж, сколько мы должны здесь жить, пока родятся, — невмоготу сказать мысль, Рома-Гаврила продолжал давиться собственным смехом, — девять месяцев!

— Рома, подожди, дай своей жене выразить мыслю, — Тарас похлопал друга по спине, чтобы у того не наступила икота.

— Хорошо, неправильно выразилась, — решив исправить свою ошибку, продолжила Софья, — как только забеременеем. Через две недели будет видно, живот увеличится. Посему сделаем так, самогон и всякую другую гадость не употреблять! Не курить! Нам нужны здоровые, нормальные дети, а не уродцы. Этой ночью и начнём «делать детей».

— Надо, так надо. Мы согласны, — на радостях, после сказанного Тарасом, Маричка тут же запрыгнула ему на колени и стала целовать в губы, — да подожди ты. Дай поесть! С дороги ведь проголодались.

— А я уже сейчас хочу!

— Маричка, дай своему мужу поесть. На здешнем базаре купили продукты, по возможности свежую свинину, ещё говядину, лесные и грецкие орехи, фасоль, вот куриный суп сварили, с потрошками, — посмотрев на возникшую идиллию, добавила, — ваш бурный ночлег на сеновале. Так что кушайте и, добро пожаловать. А мы, как хозяева дома, с Ромой здесь, на кровати, чтобы друг другу не мешать. Маричка, ты, если что, от удовольствия сильно не ори. Хотя, можно. Так подозрений будет меньше. Ведь мужья вернулись домой.

— Само собой. Конечно, без выпивки, на сухую, кусок в горло не лезет, — тут муженёк Рома осёкся, взгляд жены Сони прервал хорошую мысль, — понял, главное, дети.

— Да, и ещё. Будете шарахаться по сёлам со своей трофейной тушёнкой, девкам под подол не заглядывать, — немного подумав, строгая Соня добавила, — хотя, из-за неимения мужиков, девки сами вам на шею будут вешаться. Вы уж терпите, мало ли что, заразу какую подхватите. Сейчас все хотят иметь своих детей, неважно от кого. Время такое!

«Да, было время. После криков удовольствия молодой жены внучатого племянника что-то потянуло меня на воспоминания, — Гаврила Петрович продолжал стоять у окна и смотреть на снующие туда-сюда электрички, мелкая дрожь рысью пронеслась сверху вниз позвоночника, наполняя кровью постаревший таз человеческого устройства, — тридцать шесть лет прошло. Лёжа в кровати среди накрохмаленых белых простыней приятно было смотреть на свою новую строгую жену Соню, как она снимает фартук, спидныцю, блузку, оставаясь в нижней с петельками длинной льняной рубахе. Двухлитровой кружкой наливает в тазик тёплую воду, запоясав рубаху, присаживается над тазиком и начинает подмывать промежности, вытерла насухо рубахой, нежно сняла её, оставив лежать возле тазика. Стройные породистые ноги, упругая, наполненная материнским молоком грудь, а главное, походка голой женщины привели меня в неописуемый восторг. Дрожь непонятного доселе хаоса накрыла всё моё тело».

— Ух! Посмотрим, какой в деле твой булыжник, действительно, твёрдый, как булыжник. Видать, давно без работы, — добродушный хохот полностью растворил недавнюю строгость теперь милой и обаятельной Сони, засыпающей, как цветами, поцелуями всевозможных нательных мест Гаврилы, — ха-ха-ха! Эх, голый мужик лучше одетых двух.

У кузнеца нежданно родился страх, будто он сам попал между молотом и наковальней. Улыбчивая Сонька лежала сверху и, неистово целовала, целовала, целовала своего, непонятной волею судьбы, избранника.

— Теперь ты будешь моим конём, а я твоей наездницей, проверим, на что способен твой булыжник, сколько времени протянет, — Гаврила почувствовал проникновение постороннего тепла в свои промежности, — ах, как хорошо! Маричка уже орёт. Слышишь? Сейчас и меня услышишь!

— У-у-гу, — только и смог произнести до удивления обомлевший Рома-Гаврила.

Сонькины скачки превратили супружескую кровать, в несущуюся непонятно куда по дорожным кочкам, телегу, скрежет давно несмазанных деталей постепенно всё более заглушался нарастающимися женскими криками удовольствия. Такие же крики Марички постепенно угасали, сменялись Сонькиными, туда-сюда. И так, всю ночь.

— А твой булыжник хорош!

— У-у-гу.

Под утро, с первыми солнечными лучами, наполненными петушиными криками соседских дворов, Сонька, от полученных ночных удовольствий принялась вершить своё главное действо.

— Сейчас будем делать детей. Теперь я снизу, а ты сверху, — мгновенно под свой красивый таз подложила подушку, согнула ноги в коленях, развела в стороны, — давай, заливай, поглубже. И не вынимай, так лежим минут двадцать.

— У-у-гу!

— После этого спать можем хоть весь день, — Соня закрыла глаза в мечтах, как она будет нянчить своего родного маленького ребёночка, неважно, мальчика или девочки, — так надо. Понимаешь, Рома, такое рождение мечты. Мы идём к рождению мечты!

«Прекрасные были деньки, — про себя вспоминал Гаврила, — правда, недолго. Неделю, точно, делали детей. Кого родили, так и не узнали».

Гаврила стоял и смотрел в окно. Мелкий дождь, уже хорошо, не ливень. Электрички, куда от них деться. Крики удовольствия молодой жены внучатого племянника кончились сонливым молчанием. Наступила тишина. Ленинградское время пять утра. Надо малость вздремнуть, день предстоит тяжёлый. Начало мероприятия в одиннадцать. До музея всего две остановки, как сказали Вадик и Светка, жёлтый сто четырнадцатый «икарус-экспресс» домчит за пять минут.

— Дед Гаврила, а ты как здесь оказался, — держа в руках самозарядный карабин Симонова 1943 года выпуска с примкнутым штыком, Петя Клёнов удивлённо смотрел то на отца, то на мать, не понимаю сути дела, а те в ответ только смеялись.

— Сынок! Поздравляем тебя с принятием Военной Присяги, теперь ты настоящий защитник Союза Советских социалистических республик, — не дав сыну опомниться, первые поздравления пришли от отца, Клёнова Алексея Петровича, инженера в космической радиоэлектронике, — поздравляем!

Увидев карабин, Гаврила Петрович враз преобразился, вспомнил военную новинку брянских лесов сорок четвёртого года, потянулся руками подержать, дотронуться до столь знакового оружия СКС.

— Дед Гаврила, личное оружие передавать в другие руки категорически запрещено, — карабин был при курсанте Клёнове в положении «К ноге!», вокруг было не протолкнуться.

Из музея наверх, друг за другом, с карабинами в руках повзводно быстрым шагом выходили курсанты, возле автобусов становились группами по 25 человек и, после проверки о наличии списочному составу, попадали в объятия родных и близких.

— Прошу внимания! На поздравительные беседы с родителями, родными и близкими отводится двадцать минут, — с помощью громкоговорителя замполит курса подполковник Турганов доводил, как и положено, в таких случаях, организационную информацию, — после все курсанты убывают в училище. Автобусы с номерами от второго по пятнадцатый для курсантов, на каждую группу свой автобус. Автобусы с номерами от шестнадцатого по двадцать второй для родителей, родных и близких. После сдачи оружия родители могут забрать своих курсантов, им будут выписаны увольнительные записки до восьми утра следующих суток.

Новенькие «икарусы» бордово-красного цвета ждали своих пассажиров на правой крайней полосе проезжей части дороги Московского проспекта. Водители со всей ответственностью делали обход своего транспортного средства, проверяли колёса, номера, фары, поворотники, протирали зеркала, стёкла, смотрели чистоту в салоне.

За происходящими событиями, со слезами на глазах, кто с балкона, кто с тротуара, кто на травяном только что скошенном газоне, наблюдали городские жители близ лежащих домов, и, так было понятно, что среди всех присутствующих зрителей большая часть из них пережили европейскую блокаду в годы Великой Отечественной войны.

— Сынки! Не посрамите традиции наших героев! Наших погибших друзей однополчан! Храните верность Военной Присяге! За Родину! За Сталина! Служите честно, — по случаю такого праздника, приняв на грудь наркомовские, при входе в Парк Победы, десятка два ветеранов Великой Отечественной войны напутствовали своих внуков, только, что ставших курсантами военного училища.

Бдительные милиционеры группы усиления для поддержания правопорядка, услышав громкие слова во славу «вождя народов», слегка встрепенулись, не знали, в какую сторону податься.

— Не трогайте стариков, они это заслужили, видишь, сколько у них орденов и медалей, — милицейский майор махнул рукой, — туда смотрите!

Хаотичным строем, с транспарантами и кричалками шла большая толпа молодых парней и девушек. В городе трёх революций впервые в стране зарождалось фанатское футбольное движение.

— «Зенит» — чемпион! «Зенит» — чемпион! «Зенит» — чемпион!

— Давай, зенитушка, дави! «Зенит» — чемпион!

— «Зенит» — Ленинград! «Зенит» — Ленинград! «Зенит» — Ленинград!

— Ура! Ура! Ура!

Двухметровый командир пятой батареи майор Богданов, куда зачислили курсанта Клёнова, как ярый футбольный болельщик, посмотрел в сторону скандирующей молодёжи, улыбнулся, приветственно помахал рукой.

Благодаря футболу Петка и попал к Игорю Ивановичу Богданову, после дружеской футбольной встречи между сборной «Курса молодого бойца» и, курсантами, только что ставшими второкурсниками. Молодёжь во главе с комбатом шестой батареи старшим лейтенантом Березниковым забили пять голов, три из них Петка, пропустили два.

— Шумно тут у вас, грохот стоит, похлеще, чем в кузне, — Гаврила Петрович с интересом смотрел по сторонам, искал своего Ваньку, ждал, пока Алексей и Галя завершат поздравления сынка.

— Петя, тут такое дело, — инженер радиоэлектроник завёл разговор, — я про деда Гаврилу. Помнишь, ты писал, что у тебя математику принимал полковник Савченко Иван Петрович. Где его можно найти? Они фронтовые друзья.

— Возле каждого стола, где читали текст Военной присяги, обязательно стоял ветеран войны, рядом с нами полковник Савченко, — Петка покрутил головой, — дед Гаврила! Так вот же они все! К нам спиной стоит Иван Петрович, полковник Савченко. На нём парадная военная форма, лысоватый дяденька.

— Спасибо, внучок! Ну, я пошёл. Дальше без меня.

Кузнец Гаврила, шёл не спеша, в руках дрожь, волнение нарастало, ноги заплетались, на глазах наворачивались слёзы радости.

«Через столько лет встретить фронтового друга, математика Ваньку, — Гаврила Петрович был в небольшом замешательстве, внуки-курсанты отошли к своим автобусам, ветераны в очередной раз открыли фронтовые фляжки, не чокаясь, спирт легко зашёл в их лужёные войной желудки, — и что я ему скажу? Ладно, спокойно Гаврила, всё будет хорошо».

— Здравствуй, Ваня!

27 мая 2025 года.

Нож бухгалтера

Сергей Роща

Роман

Хабаровск

Эта запись была опубликована 28.05.2025в 10:36. В рубриках: Общество.